Альфред Хейдок

 

Колдун

«... В Оренбургской губернии, которая известна мне более других, я заметил странное явление: колдунов там довольно....»
С.Т.Аксаков,
«Записки ружейного охотника Оренбургской губернии»

Это рассказал мне лесник из окрестностей Риги. Оба мы находились в лагере заключенных. Плоская с чуть заметными пологими возвышенностями тундра раскинулась за проволочной оградой, упираясь на востоке в Уральские горы; иногда они, особенно перед закатом, переливались неясными красками и будили во мне томительную мечту...

Передаю рассказ, стараясь сохранить его простоту непосредственности и искренности – двух сестер убедительности.

Да, говорят, что нет колдунов, суеверие и все такое прочее, а вот мне-таки пришлось повозиться с одним. Кабы не Финк,[1] так не знаю, что и получилось бы.

Женился я на единственной дочери вдовы – в километрах восьми от меня жила. У нее хуторок был свой, землицы не так уж много – с дочерью вдвоем обрабатывали. Жили, главным образом, от коров. Ну, я и говорю теще после свадьбы: «Дочку я у тебя забрал – как жить будешь? Не под силу тебе одной с хозяйством справиться. Продай хутор и переезжай ко мне, будем жить вместе».

А она в ответ:

– Всю жизнь сама была хозяйкой. У тебя жить – покоряться придется, хотя бы и тебе. Не позволяет мне характер! Хозяйкой была – хозяйкой помру. А на лето работника нанимать буду. Но только ты наведывайся – ­может, и помочь придется...

Зажили мы с женой хорошо. Через пару недель жена села на велосипед – ­поехала к матери. Возвратилась и говорит: «Плохо у мамы все: все коровы заболели. Лежмя лежат – не встают. Может, ты ей что-нибудь посоветуешь».

Поехал я к старухе – плачет. Ветеринаров, говорит, вызывала – не помогает.

Думал я, думал, и пришла мне мысль в голову – поеду к Финку. Прихожу я к Финку и говорю: так и так.

– Не сможете ли помочь? Что стоит – заплачу.

Ушел он куда-то в задние комнаты, и минут 15 его не было. Потом приходит и говорит: «У вашей тещи по соседству колдун живет. Крупный такой мужчина с большой бородой. Ему земля вашей тещи приглянулась, хочет вашу тещу разорить, выжить с хуторка, чтоб землю ее купить – он и наслал болезнь».

«Ну, – говорит, – ничего, справимся».

И дал он мне ситечко небольшое с волосяным дном и обгорелую свечку, какие на рождественской елке зажигают.

«Ровно в полночь, – сказал, – зайди в хлев к коровам. Зажги свечку и прилепи ее где-нибудь: потом накрой свечку ситечком, и увидишь сам, что будет». И словно прочитав мои мысли, с улыбкой добавил: «Если тебе страшно одному, возьми кого-нибудь с собой».

От денег Финк отказался... Вернулся я домой. Идти со мною в полночь в хлев теща отказалась. Пошел я один. Коровы лежат и сопят тяжко. Зажег свечку, накапал воску, прилепил и ситечком накрыл. И удивляюсь – пламя как раз пришлось на уровне волосяного донышка, через него проходит, а донышко не горит...

Не успел я об этом хорошенько подумать, как вдруг раздался взрыв, да такой сильный, что двери хлева настежь распахнулись. Коровы сразу зашевелились и, повременив еще немного, одна за другой начали вставать... К утру уже поедали корм – ну, одним словом, выздоровели.

Затеяла потом моя теща сарай пристраивать в хлеву, наняла плотников. А меня просит: ты, говорит, наведывайся, приглядывай, как они строят; ты же мужчина, а я женщина, в строительстве несмышлена...

Вот я опять и прикатил на ее хутор. Посмотрел, как рубят плотники, – ­вроде бы ничего. Еще к теще не заходил: подвернулась жена старшего плотника (всей артели еду готовила) – разговорились. И вот она рассказывает, что вчера необыкновенный случай был. Она сготовила обед примерно так часам к двенадцати, и все плотники сели обедать в сарайчике. И вдруг такой раскат грома разразился, что все углы сарайчика затряслись. Выскочили на двор, глянули на небо, а там – ни одного облачка. Небо голубое, голубое... Откуда гром взялся?!

От плотничихи пришел к теще, а там беда – коровы снова заболели.

– Когда заболели?

– Вчера после обеда.

Я прикинул в уме: гром – в двенадцать. Коровы – после обеда... Не штучки ли тут доброго соседа? – и поехал опять к Финку. Тот, как и в прошлый раз, выслушал и опять – в заднюю комнату. Вышел и говорит: «Ну и соседушка у тещи напористый! Я в прошлый раз окружил хлев защитным кольцом, а он кольцо мое прорвал – оттого-то и гром был. Подлая тварь... Суди его сам – дело твоей совести. Могу совсем убрать его с твоей дороги», – а сам пытливо на меня уставился.

Я сгоряча хотел было сказать: сживи его со свету, как тебе удобней, но нехорошо как-то на душе стало – точно холодная змея по сердцу проползла... Сволочь он... а пачкаться о него не хочу...

– Не надо, – ­говорю.

На этот раз Финк дал мне четвертную бутыль с водой и велел ею коров обрызгать. И опять денег не взял.

Обрызгал. Помогло. Зажили опять тихо, спокойно. И пошел я однажды (уже под осень было дело) в обход своего участка. Вдруг как начала у меня грудь болеть. Сначала помаленьку, а потом все больше и больше – хоть волком вой! Участок мой граничил со станционным поселком, а в нем ­врачебный пункт. Пошел к врачу. Тот стукал, стукал меня по грудной клетке, то здесь, то там послушает; порасспросил и говорит:

– Нет у вас, молодой человек, никакой болезни, а сердце ваше такое, что сам хотел бы иметь его, если бы можно обменяться, мое уже никуда не годится...

Хотел я его спросить: если так уж все у меня хорошо, то почему мне так плохо, да махнул рукой – что толку?

Иду по станционному поселку, ломаю голову – что предпринять? И тут навстречу мне Кристина, непутевая девка, слегка выпивши. Когда неженат был, у меня с нею... мм... дружеские отношения были. Впрочем, это к делу не относится...

И пристала ко мне Кристина: дай на бутылочку... Я говорю: денег у меня мало. А она: покажи кошелек, говорит, и руку мне в карман сует. Пришлось раскрыть кошелек, а в нем самая малость. И тут я соврал, что эти деньги мне на автобус, так как я сейчас еду по делам в Ригу (и как раз в это время рижский автобус подходит и останавливается). И тут я спохватился – отчего бы мне в самом деле не съездить к Финку посоветоваться? Может быть, опять...

На этот раз Финк меня слегка пожурил, что я сразу не догадался, откуда ветер подул. Что-то дал мне, и боль как рукой сняло. Потом предупредил меня, что теперь колдун в течение месяца уедет навсегда и больше ни тещу, ни меня беспокоить не будет.

– А если не уедет? – спросил я.

– Тогда он заживо сгорит вместе со своим домом – был ответ.

И действительно, когда я вернулся, вскоре услышал, что тещин сосед спешно ищет покупателя своему хутору. Не прошло и месяца, как он продал хутор – прямо сказать, за бесценок продал и уехал.

[1] Финк – владелец фотоателье в Риге во время буржуазного правительства – славился как ясновидящий. Те его клиенты, с которыми мне пришлось беседовать, отзывались о нем с большим уважением.